Я спрыгнула с крыши и огляделась. Мимо только что прошёл конный отряд, значит, можно аккуратно перебраться к другому дому…
Нифа стоит у моей мамы в деревне вместе с остальными и неплохо с ними уживается. А Москва стала постепенно оживать после нападения французов, но до полного восстановления, как я правильно заметила, пройдёт ещё очень много времени.
Поднялись цены, и моя семья из успевающей превратилась в нищую. Маме с бабушкой нечего было есть, они продали все картины и весь антиквариат, но полученной за драгоценности суммы надолго не хватило. А цены всё росли…
И я стала тырить из магазинов продукты и провизию. Сначала всё ограничивалось хлебом и туалетной бумагой, но нужно было что-то мясное, и я начала красть колбасу (хотя в ней, наверно, мяса как раз меньше всего). Крала, крала… и прославилась на всю Москву. Мы с подружками – Аней и Риммой – вообще стали какими-то амазонками. Мы – как в фильмах времён мушкетёров – помогали бедным, спасали нищих от солдат… в общем, промышляли грабежом и разбоем, одновременно с этим спасая Россию от нищеты.
Но однажды всё переменилось. Когда мы с подружками шли по улице с нашими собачками – а мы себе для защиты завели маленьких юрких собачек: Аня йоркшира, Римма тойтерьера, а я таксу, - нам путь преградили три дамы. У них на руках были кошки. Одна леди посмотрела на нас и сказала:
-  Так это же те самые разбойницы! Девочки, вы представляете, как нас отблагодарят, если мы их поймаем?
Тётки были одеты очень даже богато, а потому мы поняли, что они не из бедного населения, а значит, желали нам с подругами смерти.
-  О! Да мы получим миллион! – воскликнула другая леди и стала тыкать пальцем в фонарный столб, где висело объявление о вознаграждении за нашу поимку.
Римма толкнула меня в бок:
-  Надо сматываться!
-  Но как? – удивилась Аня. – У них на руках кошки! Наша мелочь против них бессильна!
-  Но мы-то нет, - хмыкнула я. – А ну расступитесь, - заявила я дамам, - нам сейчас решительно не до вас!
-  Да как ты смеешь! – взвыла первая леди. – Мария, схватить этих…!
Последнее слово я либо не услышала, либо не захотела услышать. Когда третья, до сих пор молчавшая, тётка бросилась на нас, мы просто расступились, и она пролетела мимо. Тогда на нас бросились все три, но мы умело увернулись и, подхватив своих собак на руки, кинулись наутёк.
-  Нужны лошади! – воскликнула Аня. – Мы далеко не убежим!
Я увидела на углу как раз тройку привязанных лошадей. Я кинулась к ним, а когда обернулась, заметила, что одна из дам кому-то звонит по мобильному. «В полицию, наверно, - подумала я, - оп-с! Надо сматывать удочки!!!»
-  Запрыгивайте! – воскликнула я, отвязывая коняшек.
Римма с Аней взобрались на лошадей.
-  А ты?
-  Тётка звонит в полицию, - вздохнула я, - валите отсюда, а я уведу их.
-  Но тебя же схватят!
-  Не схватят! А если даже схватят… им и нужна-то только я…
-  Удачи, - выдохнула Римма и дала шенкель.
Лошади подружек сорвались с места. А я не стала трогать третью и кинулась бегом в совершенно другую сторону. Таксу свою я предусмотрительно привязала рядом с лошадкой.
И вот сейчас я спрыгнула с крыши козырька подвала и бесшумно кралась вдоль дома. Надо как-то попасть домой и предупредить маму с бабушкой…
-  Стоять! Не с места! – раздался за спиной голос.
Я прыжком обернулась и увидела полицейский отряд. Мама…
Я бросилась наутёк. Я знала, что стрелять в меня не будут, потому что капитану я нужна живой – ему это сам президент велел (а президент у нас теперь был французский, даже не президент, вернее, а диктатор, и звали его Камелье). Только вот зачем я живой понадобилась этому толстяку?..

Бежать без передышки уже было тяжко, и тут я увидела на углу солдата с белоснежной кобылой. Я кинулась к нему.
-  Месье, вы не одолжите мне лошадку? – улыбнулась я ему и, не дождавшись ответа, вспрыгнула в седло.
-  Хватай её! – раздались сзади крики. – Олух, это же Иоанна!
Солдат схватил кобылу за поводья.
-  Слазь! – велел он.
Я спешилась и взяла лошадь за шею.
-  Я сдамся, - тихо сказала я, - только отпустите эту кобылку…
-  Что? – удивился мужчина.
-  Лошадь отпустите, - попросила я, - и я сдамся.
-  Я не имею права…
-  Если ты упустишь меня, тебе снесут голову, - сообщила я, - а если ты отпустишь лошадку, с тобой не будет ничего.
-  Хорошо, рассёдлывай её, - кивнул мужик, решив, что голова ему дороже, чем кобыла.
Я сняла седло и стала снимать уздечку. Только кроме обычных четырёх верёвочек и железного трензеля на ней ещё висел капсюль и ещё какая-то штука, назначения которой я не знала. Пока я возилась с этими верёвками, полицейский отряд подошёл.
-  Лошадь пристрелить, а девчонку в наручники, - велел главнокомандующий.
-  Это кто? – шепнула я солдату.
-  Капитан Эмиль, - отозвался мужчина, - а что?
И тут я сняла, наконец, последнюю верёвку и, не отпуская шеи лошади, плюхнулась на колени и разрыдалась.
-  Не трогайте лошадку, - визжала я, - отпустите её.
Капитан громогласно захохотал.
-  Смотрите, - сказал он, - какая-то кобыла Нифертити помогла мне схватить и поставить на колени девицу, которую не могла поймать вся Москва!
-  Отпустите лошадь, - всхлипнула я, - она вам ничего не сделала, более того, я сдаюсь…
-  Ну хорошо, - кивнул наконец Эмиль, - отпустите кобылу.
-  Когда-нибудь ты спасёшь мне жизнь, как я спасла тебя, - прошептала я, целуя лошадку в мордочку.
Нифертити выразительно посмотрела на меня, и в моей голове прозвучало: «Спасу, вот увидишь. Ты только свистни!»
Я ещё раз поцеловала кобылку в носик и сказала громко:
-  Беги отсюда, беги на волю! Будь свободна!
Нифертити сорвалась с места. А я позволила надеть на себя наручники. А потом я потеряла сознание. Видать, солдатам пришлось меня нести…

Проснулась я в какой-то камере на неудобной скамейке. Но камера, по крайней мере, была чистая. Наручники с рук сняли, и на запястьях остались красные следы.
Я села на скамье, поджала под себя ноги и уставилась на стражу, которая сидела за столом прямо передо мной и что-то ела.
-  А я смотрю, она уздечку с неё сняла и на колени вдруг упала, - заржал один из мужиков, - да как заорёт: «Лошадь отпустите, она вам ничего не сделала!» Ну сразу видно, полоумная!
-  Точно, - захохотал другой, - нормальные люди из-за лошади с жизнью расставаться не стали бы.
-  Да сами вы полоумные, - вдруг заявил самый тихий стражник, сидящий в углу.
Я пригляделась к нему. Парню на вид было лет восемнадцать, он был хорошего телосложения, красивый, молодой… и почему он прозябает в этой темнице?
-  Помолчи! – зашикали на него коллеги.
-  А вы не правы, - буркнул юноша, - она самоотверженно спасла лошадку! А вы ржёте…
-  Да пошёл ты! – фыркнул толстый мужик, - так, я пошёл отлить. Кто со мной?
И все, кроме как раз юноши, ушли.
Я почесала макушку и села по-турецки. Парень заметил движение в камере и подошёл к решётке.
-  Проснулась? – улыбнулся он. И эта улыбка не была похожа на высокомерную усмешку, он улыбался абсолютно искренне.
Я кивнула.
-  Давай знакомиться. Меня Марк зовут…
-  А зачем знакомиться? – подняла я глаза. – Меня завтра всё равно казнят…
Юноша серьёзно посмотрел на меня.
- Ты думаешь, я дам тебе умереть?
Я сощурилась.
-  А что?
-  Ты совершила героический поступок, - вздохнул Марк. – Ты достойна того, чтобы я тебя отпустил… и потом… ты ведь такая красивая…
Я встала со скамьи и подошла к решётке. Тёмные длинные волосы юноши (хм! И как я их не заметила сразу?!) придавали ему какой-то грозный шарм… но в то же время делали его всё более и более романтичным.
-  Ты отпустишь меня?
-  Нет, - покачал головой Марк.
-  А что же?
-  Увидишь завтра.
-  Меня казнят… повесят на Красной Площади!
-  Но палач-то я…
Мои глаза стали квадратными. А Марк достал ключи, отпер дверь камеры и вошёл внутрь.
-  Ты что?! А если они вернутся?!
-  Не вернутся! – махнул рукой парень. – Они по домам разошлись. Ночная смена всегда только моя.
Я посмотрела в маленькое окошечко. И правда! За окном на небе уже зажглись звёзды!
-  Что ты делаешь здесь, в этой темнице? И потом… палач… хм, неподобающая профессия для такого молодого и красивого парня, как ты, - заметила я.
-  Я спасаю таких глупышек, как ты, от смерти, - пояснил Марк, - ты не первая красавица, которая попала сюда из-за этих козлов, - он махнул рукой на дверь.
-  Ты так отзываешься о своём народе? – поразилась я.
-  ЭТО – не мой народ! – тихо, но очень отчётливо произнёс юноша.
-  Так ты не француз? – уточнила я.
-  Почти, - фыркнул парень, - на половину. Вообще-то меня Максим зовут, но, блин, эти дурацкие французы посчитали, что имя «Макс» не очень красивое! Я потому и пошёл палачом работать – чтоб эти гады весь русский народ не перевешали.
-  Спасибо.
Я подошла к Марку совсем близко и внимательно вгляделась в его глаза.
-  Надо что-то делать, - тихо сказала я, - надо спасать Россию от французов.
-  Как? – пожал плечами юноша. – Всё, что я могу делать, это не давать вешать россиян.
-  Тебя до сих пор не ловили? – поразилась я. – Тебя же убьют, если узнают…
-  Не узнают, - засмеялся Макс, - понимаешь, - объяснил он, - во Франции отвратительные верёвки. Они рвутся на раз! Поэтому каждый раз я всё списываю на порвавшуюся бечёвку.
-  Хм! Оригинально! – заметила я.
В этот момент за окошком темницы раздался шорох, и в дырке в стене я увидела физиономию Риммы.
-  Здорово, - кивнула она, - мы спасём тебя, будь уверена.
Я отошла от окна, показывая подруге нового знакомого.
-  Это Максим, - сообщила я, - он палач, и он спасёт меня сам.
И тут Римма выдала то, что я никак от неё не ожидала.
-  Ты что, сын Орландо Блума?!
-  Кого? – переспросил Макс. – Э… нет.
-  Риммка! Что за глупые вопросы?! – возмутилась я. – Совсем опупела, да?
-  Ну, не злись, - улыбнулась девушка, - реакция у меня такая. И как же он собирается тебя спасать?
-  Он палач. Что-нибудь придумает.
-  Он?.. – ахнула изумлённая Римма. – ПАЛАЧ?.. Инга, ты ничего не путаешь?..
-  Нет, - отрезала я. – В общем, я не знаю, что он задумал, но…
-  Кстати! – раздался из-за спины Кузнецовой голос Аньки, - мы коняшку поймали, ну, ту, что ты отпустила.
-  И зачем? – покачала головой я.
-  Так она сама пришла! – в голосе Сычёвой сквозило негодование.
Я замолчала и уставилась на Максима.
-  И что ты об этом думаешь? – спросила я у него.
-  Я думаю, что вам надо сматываться, - с усмешкой заметил он, - то есть, им. И поскорее, потому что скоро придёт проверка. Короче, девочки, валите отсюда!
«Девочек» два раза просить не пришлось. Римма махнула мне рукой, подняла вверх большой палец, и подруги умчались прочь.
-  Проверка? – удивилась я. – Ты же сказал, что вся ночь твоя!
-  Это так. Проверка вокруг ходит. Они смотрят, чтобы с пленными не общались. Ну, короче, забей. То, что я у тебя тут, они не заметят.
-  Это хорошо, - кивнула я и уселась на жёсткую скамью. – Ты точно сможешь меня спасти?
-  Я делал это уже по меньшей мере раз сорок! – усмехнулся Макс. – И ты не будешь исключением. Ты хорошая девчонка, а они все…
-  Я поняла тебя, - кивнула я, - спасибо тебе.
Максим присел на скамейку рядом со мной и осторожно взял меня за руку.
-  Что ты собираешься сейчас делать? – спросил он.
Я не стала вырывать руки, а просто сказала:
-  Вообще-то я намеревалась поспать. Но если у тебя есть другие планы…
-  Не знаю, - вздохнул юноша, - вроде бы есть… и вроде бы нет…
Я сползла вниз на подстилку из соломы. Она оказалась мягче скамьи.
-  Я лучше здесь улягусь, - заметила я на удивлённые глаза Макса, - тут мягче.
Я улеглась поудобнее на соломе и закрыла глаза. Внезапно я почувствовала чью-то руку на своём плече. То есть, конечно, я знала, чья это рука, но прикосновение застало меня врасплох.
-  Что ты делаешь? – передёрнув плечом, но не открывая глаз, спросила я.
-  А тебе неприятно? – усмехнулся парень. В его голосе читалась откровенная издёвка. Такая издёвка бывает в голосе у маньяков, прежде чем они убивают своих жертв, и заботливо спрашивают: «А тебе больно не будет?.. будет?.. а я и не знал…»
-  Я затруднюсь ответить на этот вопрос, - заявила нагло я и отвернулась лицом к стене. Пусть делает, что хочет, главное, чтоб не мешал мне спать. Умирать после бессонной ночи как-то не хочется.
Я снова почувствовала лёгкое прикосновение к моей спине. «Ну и по фигу, - решила я, - пусть будет что будет!» И развернулась на спину, открывая стражнику своё лицо и другие части тела, находящиеся у человека спереди. В глазах Макса читалась насмешка и ухмылка. Он был на все сто процентов уверен, что я не откажу ему. Потому что отказать ему было всё равно, что подписать себе смертный приговор. Палачи обиды не прощают…
-  Только не улыбайся так противно, - попросила я, - мне очень обидно, что я являюсь кем-то вроде половой тряпки.
-  Ну зачем ты так? – оскорбился юноша и наклонился совсем близко к моему лицу. Наши губы почти соприкасались. – Не думаю, что ты позволила бы такое. Ты ведь отнюдь не тряпка. А улыбаюсь я потому, что ты красавица, а не от удовлетворения.
Я недоверчиво вглядывалась в его большие карие глаза, но видела в них лишь своё отражение. Практически никаких эмоций в них больше не читалось, кроме как насмешки. Правда, плохо скрытой.
-  Почему же ты усмехаешься? – тихо спросила я.
-  Потому что завтра я спасу тебе жизнь, и ты забудешь обо мне, - после короткой паузы ответил Максим.

Виселица была большая, мрачная и больше походила на эшафот, на котором рубили головы, нежели вешали преступников.
-  Верёвка обкручивается вокруг пояса, - прошептал Макс, старательно обматывая вокруг моего туловища бечёвку, - ты ничуть не задохнёшься, самое большое – почувствуешь лёгкое затруднение в дыхании. Хотя, наверно, и этого не будет, потому что ты заснёшь мёртвым сном и будешь выглядеть ничуть не лучше трупа.
-  Это как? – пискнула я.
-  А вот так, - и Максим с улыбочкой маньяка вытащил из кармана шприц, наполненный какой-то зелёной гадостью.
-  Что это за бяка? – пробормотала я.
-  Тот яд, что выпила Джульетта, - засмеялся Макс, - ну, я потом тебя сниму, оживлю…
-  Кто тебе даст-то?
-  Тела-то палач снимает…
Я сдавленно похихикала и оглядела площадь. Народу собралось уйма. Ну конечно! Будут вешать самую опасную преступницу этого года!
Я разглядела маму и бабушку. Они рыдали вполголоса. Я тяжело вздохнула. Как же они будут рыдать, узнав, что я жива…
Я нашарила глазами Машку Павлиновскую, ближайшую мамину подругу, и моего деда. А потом заметила Римму с Аней в обнимку с Нифертити. Девицы были в масках, но я узнала их, вернее, я узнала кобылу, которую я спасла.
-  Ну всё, кисонька, пора тебе яд пить. Он не сразу подействует, а через секунд тридцать после того, как петля затянется, - обнадёжил меня Макс. – Не бойся, больно не будет.
-  Обрадовал, блин, - заметила я. – Ладно, вкалывай уже.
Палач вколол. В первое мгновение я ничего не почувствовала, только боль в районе локтя. Но потом зеленоватая пакость стала разливаться по телу, и я беспомощно повисла на верёвке.
-  Вешай уже, а то мне плохо! – прошептала я.
Макс врезал кулаком по огромному столбу, торчащему чуть поодаль от виселицы. Звук раздался очень громкий, толпа моментально притихла.
На эшафот вышел толстый дядька с лысиной, которой могла позавидовать даже голая кошка сфинкс.
-  Итак, - откашлялся диктатор Камелье, а это был именно он, - сегодня состоится казнь через повешенье…
Я мужика уже не слышала. В ушах стоял один звон. Ещё чуть-чуть, и я провалюсь в мёртвый сон, и ещё неизвестно, когда меня разбудят…
Момента повешенья я не ощутила. Лишь почувствовала, будто лечу в чёрную дыру, дна у которой никогда и в помине не было.

Я почувствовала на своих губах чьи-то нежные чувственные губы. Я рывком проснулась и села, оттолкнув того, кто разбудил меня. Это оказался Макс. И на его губах снова играла усмешка!!!
Голова ныла тупой болью. Видимо, отходил наркоз. Я схватилась за виски и с минуту их массировала, чтобы боль отпустила. И она отпустила! Правда, нехотя, не торопясь, лениво… как сытый кот спрыгивает с окна, чтобы попить молока, а потом так же медленно вспрыгнуть обратно.
-  Очнулась, киса? – ухмыльнулся Максим.
-  Как видишь, - в тон ему ответила я, - всё прошло успешно?
Юноша кивнул и, словно вспомнив что-то, ударил себя по лбу.
-  Понимаешь… - пробормотал он, - наш диктатор… несколько озабоченный…
Я смекнула, на что он намекает. Видимо, Камелье воспользовался тем, что я «умерла», и сделал со мной что-то не слишком приятное.
-  Ничего страшного, - заверила парня я, - терять-то мне уже нечего…
-  Ага… - тихо согласился Макс, не совсем уверенный, что мне на самом деле так уж всё равно. Но мне было всё равно! – В общем… ты свободна, - подвёл итог он. – Теперь все думают, что ты умерла, и мне кажется…
-  Я надену маску, назовусь своим призраком и продолжу грабежи, - предупредила я все его советы. – И ты, милый, меня не переубедишь.
-  Я это знал, - кивнул Максим. – Удачи тебе, великая грабительница. Не попадайся больше!

Я шла по улице и размышляла. А ведь на самом деле… о моём спасении знают три человека и лошадь! Остальные все думают, что я скончалась на виселице! А значит… мой призрак будет навевать на французов ужас!
-  Хватай! – раздался крик.
А в следующий момент меня втянули в какую-то подворотню.
-  Ну? Как здоровье? – усмехнулась одна из девиц – их было две, - и сняла маску. Это оказалась Римма.
-  Как видишь, - улыбнулась я, - живая и разговариваю. Ну чё, будем мстить?
-  Ты чё, офигела? – другая девица, а это, несомненно, была Аня, покрутила пальцем у виска. – А если опять поймают?..
-  Я натяну чёрную маску, чёрный плащ, назовусь своим призраком и буду третировать этих гадов-французов. Я хочу выгнать их всех из России, а то очень они уж засиделись здесь.
-  Я с тобой, - тут же заявила Римма, - а то натворишь ещё глупостей…
-  Обязательно, - пообещала я, - Ань, ты с нами?..
-  Куда вы без меня? – захихикала Сычёва. – Пропадёте ведь!
Мы хором засмеялись и натянули на себя чёрные маски.
-  И назваться нам надо будет по-особому, - заметила Аня.
-  На колдуний мы не тянем, - заметила Римма, - мне очень нравится Проклятье Московской Области. Как вам?
-  Прикольно, - кивнула я, - мне-то нравится… и грозно звучит…
-  Ну и давайте! – воскликнула Аня. – Только нам нужны постоянные лошади.
-  Пошли! – махнула рукой Римма… и мы отправились на стоянку байков.

Я знала, что Кузнецова уже лет пять питает страсть к средству передвижения на двух колёсах, и вот теперь её мечта осуществилась. В конце концов, пресловутые лошадки ни за что не обгонят даже простейший мопед или скутер, что уж говорить о настоящих мотоциклах…
Мотика я испугалась. Слишком он жутко ревел, и вообще я не являлась любителем быстрой езды. Поэтому я сразу выбрала для себя красивый тёмно-синий скутер. Аня тоже предпочла этот вид транспорта, выбрав скутер тёмно-фиолетового цвета. Римма хотела выбрать спорт-байк, но, понимая, что мы на своих «табуретках» за ней не угонимся, тоже схватила скутер, но иссиня-чёрного цвета. Итак, выбор был сделан. Платить за прокат байков мы, естественно, не планировали, да и не было у нас таких денег, а потому мы их просто угнали.
Сычик уже где-то раньше каталась на скутере, да и Риммка тоже. Но для меня управление данным средством передвижения было понятием новым, а потому и сложным. Правда, вскоре я разобралась. Да и не слишком сложно это было – «табуреткой» управлять.
Поставив на свои байки глушители, чтоб те не сильно шумели, мы отправились к моим родителям предупредить, что я жива. Потому что на площади состояние моей мамы было близко к обмороку.
-  Главное, чтоб её кондрашка не хватила от счастья, - усмехнулась я, - мамочка сильно впечатлительная, ещё и не поверить может.
Я поднялась на третий этаж и позвонила в дверь. Открыла моя бабушка. Она была в потрёпанном синем халатике и таких же потрёпанных красных тапочках.
-  Ой… здравствуйте, - пробормотала она. – Что-то случилось?
-  Да нет… - пожала плечами я. – Только вот… - И я медленно сняла маску.
Бабуля схватилась за сердце.
-  Вы шутите надо мной, издеваетесь, да?! – произнесла она тихо.
-  Ба, ты чё, опухла? – обиделась я. – Это я, Инга! Я живая!
В этот момент в предбанник выскочила в одной майке моя мама. Увидев меня, она встала как вкопанная. Её глаза в тот момент напоминали две тарелки.
-  Инга… - пробормотала она.
-  Я собственной персоной, - кивнула я снисходительно. – Довольны? Я жива! А теперь – пока!
С этими словами я развернулась и пошла вниз по лестнице. Вот уж не знаю, что будет дальше с предками, но это уже их проблемы.

Железный конь несколько лучше простой лошади. Ну, во-первых, он просто быстрее. И наши скутеры это доказали, потому что при завороте на очередную улицу мы наткнулись на конный отряд. Не знаю, был ли у них приказ хватать всех, кто проходит мимо, или это была реакция на чёрные маски, но дивизия сорвалась с места. Солдаты были полны решимости поймать нас, но даже самая быстрая в мире лошадь значительно уступает скутеру в скорости. Поэтому солдафоны потеряли нас из виду ещё на старте, а мы просто завернули на соседнюю улицу.
-  Они не догонят нас даже в случае засады, - заметила Аня, - это же супер!
Я кивнула, очень надеясь, что подруга права. Внезапно откуда-то послышался крик. Мы сорвались с места и кинулись на голос. Метрах в пятидесяти от нас чуть ли не на соседней улице какой-то солдат пытался отобрать у бедной женщины сумку. Тётка кричала, отбивалась, но мужик не отпускал.
Я с рёвом подняла скутер на заднее колесо и крикнула:
-  Отпусти женщину, ты, негодяй! Или Проклятье Подмосковья покарает тебя! Это я для фарса, - пояснила я изумлённым подругам.
Солдат сумку не отпустил, и я перешла к более решительным мерам. В моей руке как по команде появилась шпага в ножнах.
-  Ого, - поразилась Римма, - да ты подготовилась!
-  Вообще-то я только что обнаружила её в бардачке скутера, - пояснила я, - держу пари, что и у вас есть такие. Кстати, фехтовать я не умею, а потому солдафон в большой опасности.
-  Почему? – удивилась Аня.
-  Да потому что я со шпагой как пьяная обезьяна с гранатой, - пояснила я.
Я оказалась права, мои подруги тоже откапали оружие, и теперь мы выглядели очень грозно.
-  Так ты отпустишь её?! – воскликнула я.
-  Ещё чего, - фыркнул солдат, - делать мне больше нечего. Свалите, девчонки, с дороги, а?..
Он, видимо, что-то ещё хотел сказать, но я метнула кухонный нож и его огромную гвардейскую шапку пригвоздила им к стене.
-  Не стоит с нами связываться, - предупредила я.
И в этот момент Римма со шпагой наперевес рванулась в бой. Уж она-то фехтовала отлично. В рекордные сроки солдат стоял мало того, что без верхней одежды, так ещё и без нижней. Перепуганный мужик поспешил прикрыть свои гениталии, и ему пришлось выпустить сумку дамы из рук. Женщина прижала к себе мешок и поспешила скрыться за углом, пока гадкий гвардеец не опомнился.
-  Ну что? Будешь ещё вставать у нас на пути? – Аня слезла со скутера, подошла к несчастному солдафону и приставила свой клинок к его сонной артерии. – Ну, в общем, ты нас понял, да?
Я подошла к лошади солдата, достала ещё один кухонный нож и резким отточенным движением оставила на крыле спортивки наше клеймо «ПП», что означало Проклятье Подмосковья.

И снова наша бригада прославилась. Но ловить нас уже было очень страшно и опасно, потому что мы хитро защищались и очень быстро ускользали. Да и невозможно было нас поймать. Мы появлялись там, где требовалась помощь, и исчезали оттуда, где нам не следовало быть. Мы действовали очень умело. Пока однажды ко мне на улице подошёл безоружный человек в солдатской форме. Он протянул мне листок бумаги, предварительно предупредив, что он тут ни при чём, он лишь посыльный.
В письме сообщалось, что Макса поймали, и теперь требуют, чтобы все три стражницы ночных дорог сдались властям, или его казнят до заката. Я была обязана жизнью Максиму, а потому должна была сдаться. Что касается других…
-  Мы сдаёмся все, и речи быть не может! – твёрдо решила Аня. – Что мы за подруги, если бросим тебя в беде?
-  Я не знаю, для чего мы нужны диктатору, но, думаю, Макса надо спасать, - заявила Римма. – Так что мы сдаёмся.
Я покачала головой. Девчонки были настроены очень решительно, а это иногда опасно для здоровья.
Вечером в шесть часов мы с торжествующей улыбкой на лице сдались солдатам французского диктатора, сдали им оружие и позволили надеть на себя наручники. Нас втолкнули в тесную каморку, в которой уже сидел Макс, и захлопнули за нами дверь. Правда, наручники сняли.
-  Зачем вы сдались? – тихо спросил юноша. – Меня всё равно убьют, так ещё ваша кровь прольётся…
Я уселась на жёсткую скамью рядом с ним и повернула к себе его лицо. На его губах больше не играло насмешливой улыбки, а в больших карих глазах поселился страх и тревога. Причём, тревога совсем не за себя.
-  Нас не убьют, - ласково улыбаясь, пообещала я. – У нас всегда был козырь в рукаве.
-  И что же это за козырь? – невесело усмехнулся Макс. – Все козыри, которыми можно врезать по голове, у вас отобрали.
-  Увидишь, Максик, - заверила его я. – Расслабься и ни о чём не думай. Ты лучше сейчас ляг и поспи.
-  Спасибо, - хмыкнул парень, - что-то не хочется!
Но неожиданно даже для самого себя он повернулся на бок и мгновенно заснул.
-  Мой единственный козырь – внезапность, - вздохнула я, - если мы внезапно нападём на палачей и охранников, нас не успеют поймать. Главная наша задача спасти Максима.
-  У тебя ещё остались кухонные ножи? – поинтересовалась Аня, прикидывая что-то в голове.
-  Конечно, - кивнула я, - не меньше пяти штук…
-  Ты умеешь развязывать руки за спиной? – спросила Сычёва, разглядывая оружие, которое я достала из карманов.
-  Нет…
Оставшиеся ночные часы мы тренировались. Тренировались долго и упорно, под утро у нас нещадно болели руки, но эффект был достигнут – мы научились за спиной разрезать верёвки с помощью ножа. Дело в том, что злобный диктатор в этот раз решил, что лучше отрубить преступникам головы. Больше вероятности, что сдохнут. А как проходили такие казни веке в шестнадцатом, я думаю, все знают.
Утром нам связали руки – ножи мы предусмотрительно сунули за пояс, - и вывели нас из темницы, которая уже успела порядком мне надоесть.
-  Опять меня публично будут казнить… - пробормотала я. – Вот блин! Маниакальное везение!
Нас привели на Красную Площадь на эшафот, на котором уже были приготовлены четыре стойки, куда нам следовало положить головы. Нас по линейке выстроили у эшафота, и диктатор Камелье вновь начал трендеть какую-то хрень. А мы начали трудиться и добились результата: верёвки теперь могли порваться от малейшего нажима. Мы бросили ножики на пол и затолкали ногами под красивый полог, закрывающий переднюю сторону сцены.
-  Жалко кинжальчики, - тихо заметила я, - они мне целых сто рублей за всё стоили!
-  Мы их потом достанем, - пообещала мне Римма.
Макс нашего труда не заметил и очень удивился нашим удовлетворённым лицам.
-  Что такое? – произнёс он с недоверием.
-  Сам всё потом узнаешь, - заверила его Аня, - стой лучше спокойно.
-  И так стою, - фыркнул Максим.
В этот момент дядька кончил речь, и нас потащили на эшафот. Мы встали на колени. Я ещё раз проверила пальцами верёвку. Расходится. Отлично, осталось лишь…
В тот момент, когда палачи подняли секиры, чтобы нанести удар, на площадь выскочила Нифертити, чуть не сбив при этом кого-то. Она с ржанием поднялась на свечку… и вдруг одна из подков оторвалась от копыта и прицельным огнём понеслась моему палачу в голову. То же было и с другими. В итоге, все четверо мужиков лежали с пробитыми черепами. Мы с Аней и Риммой поспешно «разорвали» верёвки, девчонки освободили Макса, а я подскочила к диктатору Камелье и приставила последний кухонный нож к его горлу.
-  Будем сотрудничать, или тебя сразу прикончить? – прошептала я.
Мужик аж весь затрясся, но это не помешало держать кинжал точно у его сонной артерии.
-  Что тебе нужно? – пропищал некогда грозный царь.
-  Вон из России! – рявкнула я на всю Красную Площадь. – Бегите, убегайте и никогда не возвращайтесь, - словами из любимого мультика «Король-лев» заявила я. – Отзови своих людей прямо сейчас, или твоя смерть будет долгой и мучительной.
-  Но как?.. – пробормотал Камелье.
Я ещё сильнее сдавила его горло.
-  Мне по фигу, - прошептала я, - ты диктатор, ты и разбирайся!
Видимо, мои слова подействовали на мужика очень убедительно. Через четыре дня все французские граждане за исключением Макса – он пожелал остаться – убрались из России.
-  Думаю, это надолго послужит им уроком, - засмеялась Римма, сидя на крыше старой девятиэтажки и смотря на город сверху. – Наша Россия намного лучше, когда это всё-таки Россия, а не подобие на Францию.
Мы с Аней единогласно с ней согласились, разглядывая то, что осталось от Москвы. Кое-где чернели выжженные леса, горели торфяники…
-  Скоро это всё вновь оживёт, - покачала головой я, - но пройдёт до этого ещё очень долгое время. А, между прочим, та кобыла, Нифертити, всё-таки спасла мне жизнь.
-  Ты навсегда останешься в памяти этой лошади, - заверила меня Аня, - ведь вы теперь квиты…
После нападения французов на Москву в марте 2007 года в России всё изменилось. Все машины были раздавлены, расплющены и вывезены в Саларьево. А по улицам теперь ездили исключительно на лошадях и в конных упряжках. Причём, если у лошади болталась (просто болталась) хоть одна подкова, с хозяина взимался штраф, а лошадку велено было в ближайший час перековать, или иначе она переходила в руки государства – в правительственные конюшни. В общем, помешанные на лошадях французы устроили немыслимое.